Ему покажут Анечку, к виску которой будет приставлен пистолетный ствол. Он бросит оружие, потому что другого выхода у него не будет. А дальше загадывать и вовсе не хотелось. Вместо этого лучше тщательно выбриться и надеть все чистое. Плохо, когда тебя застигают врасплох враги, но еще хуже, если это делает смерть.
Громов взглянул на спящую Светлану. Он дал ей слово расправиться с ее злым демоном кавказской национальности, а сам не знал, сможет ли сдержать свое обещание. Что ж, слово было дано на этом свете. Как обстоят дела с обязательствами в мире ином, Громову пока не было известно, и ломать голову над этой проблемой было рановато. Есть дела поважнее.
Интенсивная разминка до седьмого пота. Контрастный душ. Сигарета и кофе. Кофе и сигарета. Еще раз отравиться кофеинчиком, что ли? Можно. Тогда и никотинчик не повредит…
Проснувшийся Костечкин трет глаза и бормочет что-то насчет плотного завтрака. Надо ему ответить, иначе парень вконец разобидится. Вот так, а теперь адресуй ему улыбочку, Громов. Тебя не убудет, а Костечкину будет приятно. Что он там толкует про картошку? Вареная или жареная – какая, хрен, разница?
– Лучше пожарь, Андрюша, – слышит Громов свой голос. – Такими знаешь крупными ломтиками…
Ну вот, Костечкин нашел себе занятие, и теперь хотя бы ближайшие полчаса не будет докучать своей болтовней. А потом что? Когда же зазвонит этот проклятый телефон, его изобретательную Александера Грейама Белла мать в три погибели наискось!..
Эх, жаль, что оставшееся до переговоров время нельзя вычесть из жизни. За каждый отминусованный час – хоть год жизни, не жалко. И двух не жалко, но тогда можно не успеть – сколько тех лет впереди отмерено?.. Лет ли? Может, часов?..
Хорошо еще, что Светлана дрыхнет, не окружает заботой и лаской. С ума можно сойти от ее заботы и ласки. Такое впечатление, что в тебя втюрилась кукла Барби, и она, эта чертова кукла, требует ответных чувств. Ходит вокруг да около походкой манекенщицы, балаболит как заведенная. И манера подмахивать у нее механическая. Какая-то полипропиленовая любовь. Или даже политетрафтор-этиленовая, хрен разберешь…
Ну вот, проснулась, глазами хлопает. Ей тоже необходимо подарить улыбку – она, видите ли, млеет от счастья. На, на улыбку, получи! Мало? Будет тебе еще одна, когда наконец оденешься и кудельки свои в порядок приведешь. Давай, золотце, хватит нежиться. Топай в ванную, дай Громову побыть одному. Громов видеть вас сегодня не может, у Громова в душе сплошная болячка, как будто ядром навылет прострелили. А на месте сердца черная дыра, заполнить которую нечем.
Чтобы опять стать прежним, чтобы боль отпустила, чтобы челюсти разомкнулись, лишь одно нужно Громову…
Вот он сидит на диване и хмурится, делая вид, что страшно увлечен чтением газетной статьи. Про визит господина Путина к господину Шредеру или наоборот – про визит господина Шредера к господину Путину, от этого никому ни холодно, ни жарко, это не важно. А важно, чтобы по одну сторону от него Анечка сидела, по другую – Ленка. Внучка тараторит без умолку, пальцы, которыми она требовательно теребит Громова за рукав, непременно липкие. Дочь колдует с пузырьком бесцветного лака над дырявыми колготками, но скоро сердито отшвырнет их в сторону и скажет…
– Телефон!
Что?
Громова подбросило на ноги. Выхватив протянутую трубку из руки Светланы, он поднес ее к уху и бросил:
– Говорите, я слушаю.
– Папа!..
Голос дочери.
У Громова, который даже в свои сорок пять был способен приседать без устали с семидесятикилограммовой штангой на плечах, подкосились ноги.
– Ленок?! Леночка?! Ты где?
Так ласково он не называл дочь, даже когда она была совсем маленькой.
После того как Леха убил владельца зеленого «Опеля», Ленка поняла, что ей и дочери уготована та же участь. Хищник увел добычу из-под носа стаи таких же хищников, вот и все. Не для того, чтобы отпустить своих жертв на волю, конечно же, нет.
Этот парень задумал прикончить всех: Анечку, Ленку, ее отца, ее мужа, если тот отважится оторвать свой внушительный зад от насиженного дивана перед телевизором… Нет, Алан как раз уцелеет, потому что он не станет совать голову в петлю, он переждет. За Ленкой и Анечкой явится отец, независимо от того, удастся ему стребовать с Зинчука полтора миллиона или нет. И тут Лехе, конечно же, пригодятся заложницы. Спекулируя на родственных чувствах, он поставит отца в безвыходное положение, а потом избавится от всех троих. Может быть, заодно и Андрюшу Костечкина пристрелит, потому что парнишка явно относится к редкой нынче породе людей, которые не бросают друзей в беде.
Итак, четыре человеческие жизни за полтора миллиона долларов. Жутковатая арифметика. Особенно когда на чаше весов находится твоя собственная жизнь плюс жизни твоих близких. Самых близких. И все они должны умереть ради того, чтобы молодой бандит как следует побалдел в дорогих отелях с дешевыми шлюхами? Чтобы он мог набивать себе брюхо устрицами, заливать глаза коллекционными винами и непринужденно мочиться в прибрежные воды знаменитых заморских курортов? Потрясать растопыренными пальцами перед такими же отморозками, как он сам, доказывая свою непревзойденную крутость?
– Сейчас в Испании хорошо, – мечтательно сказал Леха, осторожно ведя машину по дороге, волнистой, как стиральная доска. Он не обладал даром телепатии. Он просто мечтал хорошенько отдохнуть после трудов праведных, вот и все. Человеку не терпится расслабиться, это же так естественно.
– Ты был в Испании? – спросила Ленка.