Сверившись с часами, Калугин удостоверился, что до выезда в облисполком у него остается еще час с небольшим, и разложил на столе «Педагогическую газету». В ней никогда не публиковали натуралистических снимков, как в далекой Скандинавии, но здесь можно было почерпнуть массу полезной информации о последних веяниях на общеобразовательной ниве. Тут и интервью с премьер-министром, обещающим повысить заработную плату учителям, и намечаемые правительством реформы, и репортаж из шахтерского поселка Малые Соколики, где недавно отгрохали новехонькую школу на сто пятьдесят учебных мест. Короче, читай – не хочу. Александр Сергеевич Калугин хотел. И читал.
Он успел добраться до предпоследней страницы с кроссвордом и взял из стаканчика остро заточенный карандаш ТМ, когда в кабинет вошли. Что примечательно – без стука, поэтому Калугин поначалу даже головы не поднял, давая понять, что не намеревается отвлекаться по пустякам. Но, уловив тонкий аромат явно дорогих духов, он все-таки не удержался, обратил взор на дверь, и карандашный грифель хрустнул под его нажимом в клеточке с недописанным словом «письмо». Получилось какое-то жалкое «пись», но Калугин не заметил этого. Все его внимание сосредоточилось на посетительнице.
Высокая. Стройная. Ноги такие, что хоть через парту нового образца перешагивай. Если бы в средней школе № 37 училась хотя бы одна девочка с подобной фигурой, Калугин непременно организовал бы в ее классе исторический кружок и вел бы его самолично два или даже три раза в неделю.
– Вы ко мне? – недоверчиво спросил он.
В голове мелькали, сменяя друг друга, всевозможные догадки и предположения. Выпускница? (Нет, выпускницы почему-то никогда не навещали Александра Ивановича.) Чья-нибудь родительница? (Разве что годовалого младенца, который никак не мог посещать среднюю школу.) Старшая сестра одного из учеников? (Но что ей могло понадобиться в директорском кабинете?)
– К вам, к вам. – Очаровательная гостья поощрительно улыбнулась и приблизилась к столу. Ладно сидевший на ней норковый полушубок стоил столько, что на приобретение его ушел бы фонд месячной зарплаты всего педагогического коллектива школы.
– Слушаю вас, – произнес Калугин надтреснутым голосом, которого сам от себя не ожидал. Жестом, подсмотренным в телерепортаже о рабочих буднях президента, он указал посетительнице на стул. – Прошу. Присаживайтесь, пожалуйста.
– Спасибо. – Девушка опустилась на стул, как бабочка на цветок. Совершенно дивная бабочка, которая в этих краях водиться никак не могла. – Меня зовут Светлана, – доверительно сказала она. – Я жена известного предпринимателя Зинчука Владимира Михайловича. Вот мой паспорт, можете убедиться сами.
– Что вы, что вы! – замахал руками Калугин, после чего взял протянутый паспорт и пробежался цепким взглядом по перелистываемым страницам. До перестройки он служил штатным осведомителем КГБ, что, конечно же, не могло пройти бесследно.
Фамилия Зинчука частенько звучала по местным каналам телевещания и мелькала на страницах газеты «Вечерний Курганск». Инвестиции, фонды, что-то вроде портативной политической платформы и пространные рассуждения о грядущем экономическом процветании родного края и прочая лабуда, которую никто никогда внимательно не читает. В общем, олигарх отечественного розлива, с которым самому губернатору не в падлу здороваться за руку.
Одно время Калугин всерьез подумывал о том, чтобы предложить этому видному бизнесмену стать спонсором будущего колледжа. Но внутрь офиса Зинчука его не пропустили, и тогда он ограничился тем, что сдал в аренду пустующее здание спортивного комплекса другой фирме. Обосновавшимся там молодым людям было далеко до размаха Зинчука – сотня долларов в месяц, вот и все, что удалось из них выжать. Оценив все, что было надето на жене известного предпринимателя, Калугин твердо решил потребовать триста и ни центом меньше.
– Итак, слушаю вас, – произнес он, заинтересованно склоняя голову к плечу.
– Муж попросил меня справиться у вас насчет аренды, – сказала Светлана. – Он ищет подходящие площади под консигнационный склад, а ваша школа расположена на отшибе, что очень удобно.
– Почему же на отшибе? – обиделся Калугин. – Мы, конечно, не в центре находимся, но микрорайон продолжает расти, застраиваться.
– Кроме того, – продолжала гостья, у которой нашлась вежливая улыбка, чтобы выслушать эту реплику, – здесь неподалеку есть железнодорожная ветка, а консигнационный склад во многом зависит от подъездных путей.
– Косинационный склад, – задумчиво повторил Калугин. – Это название происходит от слова «косинус»?
– Консигнация.
– Ах ну да, разумеется.
Уточнение ни о чем не говорило директору школы, но он подумал, что слишком поскромничал со своими тремя сотнями. Надо требовать тысячу, а потом торговаться. Если удастся удержаться на отметке «восемьсот», то в год это составит…
Тут гостья от нечего делать поменяла положение скрещенных ног, перебросив их слева направо, и у Калугина получился какой-то совершенно дикий итог, за который ему следовало поставить «кол» с минусом. Многие на его месте вспомнили бы знаменитую сцену из кинофильма «Основной инстинкт» с блистательной Шэрон Стоун в главной роли. У Калугина же возникли совсем другие ассоциации, полиграфические. Машинально потрогав заветный ящик письменного стола, он заговорил, взвешивая каждое слово:
– Видите ли, Светлана… Могу я так вас называть?.. Спасибо… Видите ли, Светлана, сдавать помещения в аренду без согласования с общеобразовательным отделом при госадминистрации я не имею права. Пустующие площади у меня имеются, но предоставить их под кос… кон… под ваш склад не так-то просто.