– Ой да, пожалуйста, пожалуйста!
– Что касается тряпки, то она там. – Громов указал подбородком на нагромождение пустых ведер в углу веранды.
– Тряпка?
– Не будешь же ты промокать лужи на полу подолом своего замечательного платья, – хмыкнул Громов, не скрывая иронии. – Ты ведь не рабыня Изаура.
Светлана открыла рот, чтобы произнести какую-то колкость, но так и не нашлась с ответом. Нужные слова пришли на ум, когда она яростно протирала полы в кухне. И, бормоча их себе под нос, Светлана производила невнятный шум, очень похожий на гудение трансформатора.
По дороге на дачу Громов перезвонил Зинчуку, чтобы высказать ему свое неудовольствие по поводу недавнего инцидента возле магазина «Изумруд».
– Когда кто-то нарушает свои обязательства, – сказал Громов, – он тем самым развязывает руки противной стороне. А я как раз противная сторона, Владимир Михайлович. Очень противная, очень вредная и злопамятная.
– Произошло недоразумение, – быстро произнес Зинчук. – Это была не моя инициатива.
– А чья же?
Громову вспомнилось, что группа захвата состояла сплошь из лиц кавказской национальности, но он не стал задавать наводящие вопросы о Сосо и его взаимоотношениях с собеседником. Сначала дай человеку высказаться, а потом уже лови его на слове. Чем больше собеседник наплетет языком, тем легче загнать его в тупик. Тем более, если язык у него заплетается. А в том, что Зинчук успел подлечить расшатанные нервы алкоголем, сомнений у Громова не было.
– Я спрашиваю, кто виноват в случившемся? – напомнил он, повышая голос.
– Наша… э-э… договоренность стала известна… э-э… одному моему деловому партнеру, – уклончиво пояснил Зинчук.
– Уж не приверженцу ли кавказской кухни?
– Вы что, в курсе?
– В курсе чего? – очень натурально удивился Громов, управляясь с рулем одной расслабленной рукой. – Если речь идет о ваших военных хитростях, то да. Мне пришлось потратить на ваших людей и их машину ровно десять патронов, а это не входило в смету моих расходов. Кажется, пора подумать об экономии.
– О какой экономии? – напрягся голос на другом конце телефонной линии.
– Считайте сами, Владимир Михайлович, – предложил Громов. – Одна пуля вашей зазнобе, одна вам. Сколько получится всего? – Это был блеф чистейшей воды, но он невольно поморщился, как будто не свой собственный голос слышал, а скрежет металла о металл. Пришлось придержать трубку плечом, открыть бумажник и бросить взгляд на вставленную туда фотографию Анечки. – Две пули, – жестко произнес Громов, – всего-навсего две пули. И одна из них уже находится в стволе моего пистолета.
– Я готов заплатить, – прошелестело в ответ.
– Это я уже слышал.
– Я действительно готов заплатить, – повторил Зинчук громче. – На этот раз я буду один, клянусь.
– Чем легче даются клятвы, тем труднее их соблюдать.
– Простите, что вы сказали?
– Это не я сказал, а какой-то доморощенный философ. Я прочитал это изречение на одной могильной плите. Уж не знаю, какую клятву не выполнил человек, который под ней лежит, но факт остается фактом: он угодил на кладбище.
– Давайте сменим тему, – попросил Зинчук.
– Что ж, ладно. Тогда где и когда? – коротко спросил Громов. Его глаза уже обшаривали ночную дорогу впереди, выискивая подходящее место для разворота.
– Завтра, – донеслось до него. – В любом месте, которое вы назначите.
– Почему не сегодня?
– Партнер, о котором я вам говорил, он… э-э… имеет обыкновение работать до утра, – пояснил Зинчук. – Мне не хотелось бы, чтобы он снова вмешался и все испортил.
– Весьма похвальное намерение, – одобрил Громов. – Значит, встретимся завтра часиков в десять, идет?
– Идет. А когда я увижу свою?..
– Вы будете стоять возле проезжей части на бульваре Пушкина. По левой стороне, прямо напротив памятника. Один. Без машины. С деньгами. Вас подберут.
– Как же вы меня узнаете?
– Мне вас достаточно подробно описали, так что не переживайте, с папой римским вас спутать невозможно.
– Не переживайте? Я не получил ответа на свой вопрос! – голос Зинчука завибрировал от волнения.
– А вразумительного вопроса пока что и не прозвучало, – заметил Громов. – Я ведь вас перебил, помните?
– Теперь я могу спросить?
– Теперь да. Слушаю.
– Когда я получу назад Светлану?
– Как только я удостоверюсь, что получил требуемую сумму, а не какие-нибудь аккуратно нарезанные фантики. – Помолчав, Громов бросил в трубку: – Между прочим, эта сделка намного выгоднее, чем вам представляется, Владимир Михайлович.
– Куда уж выгоднее! – воскликнул Зинчук.
Пропустив сарказм мимо ушей, Громов продолжал:
– Дело в том, что вы не только получите свою жену целой и невредимой, но также попутно избавитесь от своего так называемого партнера.
– От С-с-с… – вырвалось у Зинчука, прежде чем он успел прикусить язык.
– Не надо сипеть, – попросил Громов. – Я ведь слышу по тону помех в трубке, что эта телефонная линия защищена от прослушивания. – Да, вы не ошиблись, речь идет о ненавистном вам Сосо Медашвили. Причем его отстранение от вашего совместного бизнеса не будет стоить вам ни копейки.
– Но почему?
Громов вспомнил, какие были глаза у Светланы, когда она рассказывала ему о грузине. Страх, подавленность, полная покорность судьбе. А красивые девушки не должны выглядеть как побитые собачонки. Если господь создавал их специально для этого, то не грех старика поправить.
– Дарить женщинам кинзу вместо цветов – признак дурного вкуса, – произнес Громов. – Возможно, такой странный обычай существует на Кавказе, и бога ради: я не лезу в чужой монастырь со своим уставом. Но мы-то с вами живем не на Кавказе, верно я говорю, Владимир Михайлович? В средней России кинза не приживается.