Дай умереть другим - Страница 25

– Согласен, – кивнул Костечкин.

– Как думаешь, – спросил Громов, – бандюки высунутся наружу, если на одной из их машин сигнализация сработает?

– На бандитских тачках не бывает сигнализации, Олег. Братва сама себе противоугонная система.

– Что верно, то верно. – Помолчав, Громов хлопнул спутника по плечу: – А как насчет костерка?

– Какого костерка? – опешил Костечкин.

– Представь себе: во двор забралась какая-нибудь шпана и развела огонь. В самой непосредственной близости от «бээмвух» и «мерсов». Ну, как тебе такая картинка?

– Костер горит, а рядом никого нет? – пробормотал Костечкин. – Стоит искре попасть в бензобак – и бумс! – Он взмахнул руками, изображая взрыв.

– Нужно бандитам такое «бумс»? – улыбнулся Громов. Временами ему казалось, что он имеет дело не с лейтенантом милиции, а с заигравшимся пацаном.

– Не нужно, – подтвердил рубоповец, улыбаясь в ответ.

– Что и следовало доказать. Сдается мне, отворяя дверь, бандиты не додумаются выключить свет в помещении. – Выражение громовского лица сделалось серьезным. – Мы будем видеть их как на ладони, а они нас – нет. Только вспышки выстрелов в темноте. – Громов внимательно посмотрел на спутника. – Поэтому ни в коем случае не стой на месте, а все время перемещайся. Стрелять на ходу приходилось?

– А то! – уверенно заявил Костечкин, вспоминая тир управления.

Там имелись лишь мелкокалиберные пистолеты, патроны к которым выдавались от случая к случаю, не более трех штук в одни руки. Сотрудники расписывались за получение пяти полных обойм. Если верить отчетам, то каждый из них палил в тире с утра до вечера, и навскидку, и с упора, и чуть ли не стоя на ушах. В действительности лучшим достижением Костечкина оставалось пока попадание в круг мишени с двадцати метров. Поэтому он не любил крутых американских боевиков и, если доводилось смотреть их с подружками, не забывал сообщить им, что происходящее на экране – полная белиберда. Теперь, представив себе, как он станет стрелять по силуэтам противников, мотаясь при этом по захламленной площадке в шапочке с прорезями для глаз, Костечкин вдруг пожалел о том, что не вооружен автоматом или, что было бы еще замечательнее, ручным пулеметом.

– Покажи-ка свой пистолет, – попросил его Громов.

Забрав у спутника табельный «ПСМ», он снял его с предохранителя, оттянул планку затвора и, убедившись, что медная гильза находится на месте, возвратил ствол со словами:

– Будешь прикрывать меня с тыла, лейтенант. Смотри, я на тебя полагаюсь. Не хотелось бы мне получить пулю в спину в самый решающий момент.

– Кто же тебе в спину стрелять станет? – удивился Костечкин.

– Если ты будешь держаться позади, то, надеюсь, никто.

На самом деле Громову сделалось неуютно при одной мысли о том, что за его спиной будет находиться вооруженный человек, который вытаскивает пистолет из кобуры двумя пальцами, словно боясь об него обжечься. Возвращая «ПСМ» рубоповцу, Громов незаметно застопорил флажок предохранителя. Толку от выстрелов Костечкина ожидалось немного, зато, если он не обнаружит себя вспышками пламени, пули его не заденут. За то время, пока напарник сообразит, почему не может нажать на спусковой крючок, Громов рассчитывал уложить всех, кто выскочит наружу, и ворваться в бандитское логово. Дальше будет видно. Если будет.

5

В колпаке, превращенном в маску, Костечкин чувствовал себя дурак-дураком. Не догадавшись продырявить материю на уровне рта и носа, он теперь мучился без свободного доступа кислорода, тем более что от волнения его дыхание сделалось учащенным. Присев за грудой проржавевшего металлолома, Костечкин поглядывал то на пылающие ящики, то на дверь спорткомплекса. Она могла отвориться в любую секунду, и тогда придется стрелять в живых людей, чего ранее Костечкину делать не доводилось. Еще сильнее тревожило его то обстоятельство, что и сам он еще ни разу не бывал под пулями.

Громов же, застывший на одном колене чуть ближе к зданию, выглядел совершенно невозмутимым и неподвижным, как темное изваяние. Вместо того чтобы заранее взять пистолет на изготовку, он держал его в расслабленной руке дулом вниз, заставляя Костечкина нервничать. Чтобы не выдать себя шумом, лейтенант был вынужден прекратить шмыгать носом, и теперь его импровизированная маска уже начала промокать спереди. Короче, это были очень неприятные минуты, которые не хотелось бы переживать снова и снова.

Когда распахнулась дверь и на пороге возникли две мужские фигуры, почти черные на фоне светлого прямоугольника, Костечкин, готовившийся к этому моменту, остолбенел. Бандиты оказались гораздо ближе, чем это представлялось во время томительного ожидания. И оба держали в руках оружие.

– А ну выходи! – рявкнул один из них. – Куда вы попрятались, твари?

– Уроем вас всех! – пообещал второй. – На своем же костре спалитесь, бомжары вонючие!

Костечкин с трудом проглотил слюну и, кое-как прицелившись, нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал почему-то поодаль, и, лишь увидев сгусток пламени, вырвавшийся из пистолета Громова, лейтенант понял, что собственный «ПСМ» дал осечку.

– А! – крикнул бандит, вышедший на крыльцо первым. И снова: – А!.. А!..

Удар тупоконечной латунной пули со стальным сердечником заставил его крутнуться волчком. И все же он исхитрился выпустить автоматную очередь. Специалист сразу определил бы по гулким, отрывистым звукам выстрелов, что огонь ведется из укороченного «АКСУ», но Костечкин не являлся таковым специалистом. В него еще никогда не палили из автомата. Ему показалось, что кто-то с невероятной скоростью колотит молотком по листу железа: бу-бу-бу-бу-бум! Неровное желтое мерцание плясало вокруг пламегасителя автомата. От этого зрелища хотелось упасть на землю и закрыть глаза.