Дай умереть другим - Страница 20

К оглавлению

20

– Уби-и-или! Уби-и-или!

Она-то как раз была жива. Но люди расступались перед ней, и на лицах их был написан мистический ужас.

Автомобильные клаксоны рявкали, ныли, а один из них даже выводил начальные такты «Yesterday», что усиливало ощущение абсурдности происходящего. У доброй половины тронувшихся с места машин стекла были тонированы – не разглядеть, кто сидит внутри. Понимая, что его планы рушатся, Громов выскочил наружу. Его едва не сбила «Хонда», за рулем которой сидел водитель с белым, как у мертвеца, лицом. Следующая машина обдала его фонтаном грязной воды из-под колес. Остальные хаотично выруливали куда попало и как попало, тяжело переваливая через бордюры, сметая барьеры, царапая друг о друга лаковые бока.

Какая тут слежка, к чертям собачьим! Сунув в зубы сигарету, Громов закурил, разглядывая эпицентр взрыва. На опустевшей площадке полыхали два почерневших автомобильных остова с выбитыми окнами. Вокруг стремительно разрасталась толпа зевак.

– Во, звери чечены дают! – возбужденно прокомментировал происходящее мужчина рядом с Громовым. – Прямо Нью-Йорк какой-то, мать его так!

Это был тот самый погорелец, на машину которого перекинулось пламя от «Оки». Избавившись от горящей одежды, он остался в трусах и майке, но, похоже, не испытывал ни стеснения, ни холода. Из его ушей струилась кровь.

– Это работа наших дорогих соотечественников, – сказал ему Громов. – Чеченцам до них далеко.

– Что? – забеспокоился мужчина. – Не слышу!

Он еще не знал, что у него повреждены барабанные перепонки.

– Не важно.

Махнув рукой, Громов вернулся в свою «семерку» и включил зажигание. До предполагаемого звонка похитителей оставалось менее восьми часов, а он понятия не имел, как будет действовать дальше.

Глава 5
Вольная борьба с организованной преступностью

1

Фролов, начальник оперативного отдела Регионального управления по борьбе с организованной преступностью, тянул в весе ровно на девяносто два килограмма. Его зам, подполковник Ивасюк, – на четыре килограмма меньше. Для того чтобы уравняться с ними, потребовалось бы целых три младших оперативных сотрудника комплекции Костечкина, но такой Костечкин имелся в единственном экземпляре, и ему было тяжко.

Утром Фролов поручил ему подготовить доклад об успехах рубоповцев Курганской области, изъявших за отчетный период столько-то единиц огнестрельного оружия, задержавших столько-то членов вооруженных группировок, и так далее и тому подобное. С каждым годом эти цифры увеличивались. Фролов почему-то полагал, что это свидетельствует о снижении уровня организованной преступности. Андрей Костечкин придерживался прямо противоположной точки зрения, но держал ее при себе, потому что за вольнодумство девяностодвухкилограммовый начальник запросто мог размазать его по стенке. Поговаривали, что в трезвом состоянии Фролов мужик очень даже неплохой, хотя Костечкину об этом было трудно судить. За полгода службы в управлении он часто сталкивался с начальником, однако абсолютно трезвым не видел его ни разу. Так что отнекиваться от написания доклада он не посмел и теперь маялся над листами бумаги, которые предстояло заполнить грамотно построенными предложениями.

«Проявляя профессиональные навыки и личное мужество, – писал Костечкин, – сотрудники оперативного отдела регионального управления ведут упорную борьбу с многочисленными группировками города, представляющими угрозу для мирных граждан».

Впившись зубами в колпачок ручки, Костечкин вздохнул. Упорная борьба продолжалась слишком долго, чтобы верить в ее благополучный исход. Великую Отечественную выиграли за четыре года, а с организованной преступностью боролись с самого начала перестройки, и конца краю этому видно не было. Никто не хотел побеждать. Милиция нуждалась в бандитах, те – в милиции. Какой-то круговорот воды в природе. И толочь эту воду в ступе должны были рядовые сотрудники РУБОПа. Такие, как Костечкин.

Он снова вздохнул и принялся записывать очередную фразу, пришедшую ему на ум. Что-то про профилактику правонарушений, которая не менее важна, чем уголовное наказание.

В кабинете было пусто и тихо. Несмотря на вечно открытые форточки, пахло затхлым табаком и потом. Во второй половине дня большинство оперов разъехались кто куда – на встречи с осведомителями, в пивные, по бабам. Двух оставшихся сотрудников отправили на проспект Толстого – там произошел подрыв автомобиля, имелись убитые и раненые. Один лишь Костечкин сидел на месте. Сидел и выдавливал из себя казенные фразы, одна обтекаемее другой. Никакого вдохновения он не испытывал. Это ведь не Болдинская осень была, а самая обыкновенная, с насморками, слякотью и вечно грязной обувью. Проза жизни.

Осмелевшие тараканы шастали по покинутым столам, один раз из-под плинтуса высунула мордочку мышь. Костечкину было так тоскливо и одиноко, что он бросил ей кусочек колбасы, но мышь угощением побрезговала, исчезла из виду.

«Офицерский состав оперативного отдела, – написал Костечкин, – неустанно повышает свой профессиональный уровень, чтобы сделать свою работу более эффективной».

Честно говоря, лично он пошел в милицию вовсе не для того, чтобы повышать свой профессиональный уровень. Просто когда-то, много лет назад, у Костечкина имелась старшая сестра. Она бы и сейчас у него была, если бы не вышла замуж за богатого кооператора.

Однажды в дом кооператора ворвались рэкетиры и, как водится, стали требовать у него деньги. Следствие потом установило, что преступники были лицами кавказской национальности, к тому же до одури обкуренными анашой. Для начала они отрезали кооператору все пальцы на правой руке. Костечкин даже видел садовые ножницы, которыми это было проделано, – новенькие, блестящие, с пластмассовыми оранжевыми накладками на рукоятках. Они были приобщены к делу в качестве вещественного доказательства. А еще там фигурировало опасное лезвие английской фирмы «Уилкинсон» – им срезали кооператору верхние веки, чтобы он не закрывал глаза, когда насиловали его жену, в девичестве Костечкину. Потом обоих убили, но прежде запихнули им в ушные каналы горящие сигареты.

20